Удел человека на земле — труд подневольный,
и дни его — что дни поденщика.
и дни его — что дни поденщика.
Он, как раб, вздыхает о тени,
как поденщик, мечтает о плате.
как поденщик, мечтает о плате.
Так и мне достались месяцы пустые,
моя доля — мучительные ночи.
моя доля — мучительные ночи.
Едва лягу — жду, когда же вставать,
но все тянется ночь,
и до зари нет мне покоя.
но все тянется ночь,
и до зари нет мне покоя.
Покрылось червями мое тело,
одежда мне — корка грязи,
коростой слезает с меня кожа.
одежда мне — корка грязи,
коростой слезает с меня кожа.
Мелькают дни мои, как челнок ткача,
подходят к концу, и рвется нить надежды.
подходят к концу, и рвется нить надежды.
Подумай: жизнь моя — дуновение ветра,
и счастья мне больше не видеть.
и счастья мне больше не видеть.
Не найдет меня тот, кто видит ныне:
глянь — а меня уже нет.
глянь — а меня уже нет.
Облако уплывает и тает,
и кто сошел в Шео́л [15] — не вернется;
и кто сошел в Шео́л [15] — не вернется;
в дом свой уже не возвратится,
на родине его больше не увидят.
на родине его больше не увидят.
Потому я сдерживать слов не стану,
расскажу, как стеснен мой дух,
поведаю, как душе моей горько.
расскажу, как стеснен мой дух,
поведаю, как душе моей горько.
Что я, море или чудище морское, [16]
что Ты стражу надо мной поставил?
что Ты стражу надо мной поставил?
Я подумаю: „Сон меня утешит,
на постели мои жалобы прервутся“, —
на постели мои жалобы прервутся“, —
но Ты меня и во сне ужасаешь,
видениями в трепет приводишь!
видениями в трепет приводишь!
Лучше бы прервалось мое дыхание,
лучше смерть, чем такое тело.
лучше смерть, чем такое тело.
Постыла мне жизнь, но она не вечна!
Оставь меня! Дни мои — дуновение ветра.
Оставь меня! Дни мои — дуновение ветра.
За что же человеку честь такая:
Ты обратил на него внимание!
Ты обратил на него внимание!
Зачем приходишь Ты к нему по утрам,
испытываешь его то и дело?
испытываешь его то и дело?
Отчего Ты не оставишь меня в покое,
не отпустишь хоть на миг, не дашь дух перевести?
не отпустишь хоть на миг, не дашь дух перевести?
Я согрешил? Но что могу я сделать
Тебе, надзиратель над людьми?
Зачем Ты целишься в меня?
Почему я стал Тебе в тягость?
Тебе, надзиратель над людьми?
Зачем Ты целишься в меня?
Почему я стал Тебе в тягость?
Почему Ты не простишь мой проступок,
что же Ты вины с меня не снимешь?
Лежать бы мне сейчас в земле,
и тогда не сыскал бы Ты меня!»
что же Ты вины с меня не снимешь?
Лежать бы мне сейчас в земле,
и тогда не сыскал бы Ты меня!»