Так отвечал Иов:

 «Если бы взвесить мое горе,
на весы положить мое несчастье —

 было б оно тяжелее песка морского,
потому и сбивчива моя речь!

 Стрелы Всесильного в моем теле,
мой дух напоен их ядом,
одолел меня ужас Божий.

 Ревет ли осел на пастбище,
мычит ли вол у кормушки?

 Едят ли пресное без соли?
Есть ли вкус у творожной сыворотки?

 Прикоснусь к ней — с души воротит,
вот что в несчастье стало моей пищей!

 О если б исполнились просьбы
и Бог даровал мне надежду —

 решился бы меня уничтожить,
руку занес, чтоб меня прихлопнуть!

 Это было бы мне утешением,
ликованием средь бесконечных мучений —
я ведь не отверг слов Святого!

 Откуда силу взять, чтобы дальше терпеть,
и какого же конца мне дожидаться?

 Разве сила моя — что камень?
Разве тело мое — из бронзы?

 В себе ли самом искать подмогу,
когда ни в чем нет мне удачи?

 Кто отвернется от друга,
тот забыл о страхе Божьем;

 братья мои, что ручей, непостоянны,
переменчивы, как струи речные:

 то мутнеют они от талого льда
и бурлят от таянья снегов,

 то со временем стихают, иссякают,
и в жару пересыхает русло.

 Тогда не доходят до цели караваны
и бредут в пустыню на погибель.

 Высматривают воду караванщики из Темы,
мечтают о ней путники из Са́вы,

 но ложной окажется их надежда:
дойдут до сухого русла и ужаснутся.

 Вот чем вы для меня теперь стали!
Увидали беду — испугались.

 Говорил ли я вам слово „дайте“:
мол, богатством своим поделитесь?

 Говорил ли: „От врага меня избавьте;
злодеям за меня дайте выкуп“?

 Вразумите меня, и я умолкну,
научите, в чем мое заблуждение.

 Тяжело снести правдивые речи,
но чему учат ваши поучения?

 Вам бы только к словам придираться,
речь несчастного для вас — шум ветра!

 Вы разыгрываете по жребию сироту,
и о друге ведете торг.

 Повернитесь же ко мне наконец!
Стану ли я лгать вам в лицо?

 Одумайтесь, чтобы не допустить зла,
прислушайтесь к правоте моей!

 Разве зло у меня на языке,
разве вкус погибели не распознаю?