Условился я с глазами своими,
что на девушек заглядываться не буду.

 Но что за доля мне свыше от Бога,
что за удел от Всесильного с неба?

 Разве не злодею назначена гибель,
разве не грешнику — несчастье?

 Или Он путей моих не видит,
шагов моих не считает?

 Быть может, я жил обманом
или спешил на злое дело?

 Пусть на верных весах меня взвесят —
Бог узнает, что я непорочен!

 А если мои стопы с пути свернули,
если сердце следовало за взглядом,
если грязь к моим ладоням прилипла —

 пусть другой ест то, что я посеял,
пусть всходы мои будут вырваны с корнем! [45]

 Если женщиной сердце мое соблазнилось
и у чужих дверей я выжидал в засаде —

 пусть для другого жена моя мелет, [46]
пусть с ней ложатся чужие!

 Ведь это был бы блуд,
подсудное преступление,

 это — испепеляющий огонь,
что низводит в Аваддо́н
и урожай на корню губит.

 Если был я к работникам несправедлив,
жалобами их пренебрегал —

 что стану делать, когда поднимется Бог,
когда спросит с меня — что скажу?

 Кто создал меня во чреве — создал и их,
Единый нас в утробе сотворил!

 Разве отказывал я в просьбе бедняку
или меркли из-за меня глаза вдовы,

 разве ел я свой кусок в одиночку
и не делился с сиротой?

 Нет, я с юности был сиротам как отец,
с малых лет был вдовам опорой!

 Если смотрел я равнодушно,
как замерзает раздетый,
бедняк, кому нечем прикрыться,

 если плоть его меня не благословляла,
и шерсть моих ягнят его не грела;

 если над сиротой заносил я руку,
зная, что на площади меня поддержат, —

 пусть отвалится у меня рука,
пусть переломится в локте!

 Но лишь ужасы и напасти мне от Бога,
не снести мне Его величия!

 Если б я на золото уповал,
звал червонное золото своей защитой,

 если б радовался я могуществу своему,
изобилию, что рука моя стяжала;

 если б, видя сияние солнца
и луны блистательное шествие,

 в глубине души я соблазнился
и целовал бы собственную руку [47]

 было бы и это подсудным преступлением,
изменой Всевышнему Богу!

 Разве радовался я бедам недруга,
ликовал, когда зло его постигло?

 Нет, не давал я устам моим грешить,
не изрекал гибельных проклятий!

 Люди в моем шатре не говорили:
„Насытиться бы нам его мясом!“

 На улице странник не ночевал:
открывались для него мои двери.

 Может, я скрыл свой грех, как другие,
проступок свой за пазухой спрятал,

 боясь многолюдной толпы,
страшась презрения сородичей, —
молчал и из дома не выходил?

 О если бы выслушали меня!
Вот моя печать — и пусть Всесильный ответит!
Пусть мой Обвинитель напишет свиток —

 свиток этот понесу на плечах,
возложу на себя, как венец.

 Я поведаю Богу число моих шагов, [48]
приближусь к нему, как князь.

 А если о грехах моих вопит моя земля
и все борозды на пашне рыдают,

 если даром я истощал ее силу
и со свету сживал земледельцев —

 пусть вместо пшеницы вырастет терн,
вместо ячменя — сорняки».
На этом окончились речи Иова.