Иов так продолжил свою речь:

 «О если б вернуть былые времена,
те дни, когда Бог меня хранил,

 когда сиял надо мной Его светильник,
и этот свет меня вел сквозь тьму!

 Так бывало в прежние дни,
когда дружба с Богом шатер мой осеняла,

 когда Всесильный еще был со мной
и окружали меня домочадцы;

 молочные реки текли мне под ноги,
и скалы елей источали.

 Выходил я тогда к городским воротам,
чтоб воссесть на площади на своем месте, —

 и юноши, завидев меня, расступались,
а старики поднимались и стояли.

 Вожди и слово молвить не решались,
рот себе ладонью прикрывали;

 знатные лишались дара речи,
прилипал у них язык к нёбу.

 И кто слышал меня — звал счастливцем,
и кто видел меня — был свидетелем,

 что подавал я бедняку желанную помощь
и спасал беззащитного сироту.

 Избавленный от гибели меня благословлял,
и в сердце вдовы я вселял радость;

 облекался я в праведность, как в одеяние,
справедливость была мне плащом и тюрбаном.

 Слепому я был вместо глаз
и вместо ног — хромому;

 для обездоленных я был отцом
и разбирал тяжбу незнакомца;

 а челюсти злодея я сокрушал,
вырывал у него из пасти добычу.

 И думал я, что умру в своем гнезде,
что дни мои неисчислимы, как песок:

 корни мои достигают воды,
и роса на моих ветвях ночует,

 слава моя не ветшает,
и лук в руке моей натянут туго.

 Люди прислушивались ко мне молча,
ожидая моего совета,

 и нечего было им добавить,
когда слова мои их орошали.

 Как дождя, они речи моей ждали,
как весенний ливень, ртом ловили;

 не могли поверить, если я им улыбался,
и ласковых взглядов моих искали.

 Я указывал им путь и был главой,
словно царь в кругу своей дружины,
словно тот, кто скорбящих утешает.