Почему не назначены у Всесильного сроки?
Даже те, кому ведом Бог, —
и они Его дней не видят!

 Сдвигают люди межевые камни
и пасут украденные стада,

 ослика у сирот уводят,
у вдовы берут в залог быка,

 нищих прогоняют с дороги,
и разом прячутся все бедняки.

 Словно дикие ослы в степи,
бедняки на промысел выходят,
рыщут в поисках пищи,
и пустыня детей их кормит.

 Жнут они траву полевую,
в винограднике нечестивца подбирают остатки;

 голыми спят, нет у них одежды,
в холода им нечем укрыться;

 мокнут они под ливнями в горах,
нет укрытия — и жмутся они к скалам.

 Сироту отрывают от груди,
у бедняка за долги дитя забирают.

 Ходят они голыми, нет у них одежды;
носят снопы — а сами голодают;

 меж камнями они выжимают масло
и жаждут, топча виноград в давильнях.

 В городе — стон умирающих,
и раненые о помощи взывают,
но Бог их молитв не замечает!

 А эти восстают против света,
не ведают Его дорог,
не бывают на Его путях:

 убийца затемно встает,
режет нищего и бедняка
и ночью совершает кражу.

 Прелюбодей поджидает сумерек:
никто, мол, меня не заметит! —
и идет, скрывая лицо.

 В стене дома ночью сделали пролом,
а днем затаились — и на свет не выходят.

 Утро для них — что мрак кромешный,
зато привычны им ужасы мрака!

 На воде им не удержаться,
на земле их надел проклят,
и пуста к их виноградникам дорога.

 В засуху и в жару
исчезают талые воды —
так и грешники сгинут в Шеоле.

 Забудет о них материнская утроба,
червь полакомится ими,
и больше о них не вспомнят —
как дерево, срублено зло.

 Они знаются с бесплодной, что детей не рожает,
и не по-доброму обходятся со вдовой.

 А Он Своей мощью влечет могучих,
встают они, но будут ли живы — не знают.

 Дает Он им безопасность и опору
и не сводит глаз с их путей.

 Едва лишь возвысятся — и сгинут,
рухнут, разом падут,
как колосья, срезаны будут.

 Что, не так? Кто во лжи меня уличит?
Кто мои слова опровергнет?»