Властителю земли отправьте в дар баранов —
из Се́лы, через пустыню,
на холм дочери Сиона!
 У брода через Арно́н
моавитянки будут как бесприютные птицы,
выброшенные из гнезда.

 «Постановите, решите:
пусть ваша тень, словно ночь,
даст защиту в полуденный зной!
Беженцев ты укрой,
скитальца не лишай защиты! [75]

 Моавских беженцев приюти,
укрой от того, кто ограбил их!»
Когда угнетатели сгинут
и прекратится грабеж,
когда уже не будут они землю эту топтать —

 верностью тогда утвердится престол,
и на нем, в шатре Давида,
будет всегда восседать судья —
чтобы творить справедливость,
неустанно вершить правый суд.
 Слышали мы про гордость Моава
(о, как он горд!) — про его наглость,
гордость, ярость, пустую хвастливость!
 Вот за это Моаву пришлось оплакивать себя:
рыдает весь Моав!
Несчастные, как вы скорбите по изюмным сластям Кир-Харе́сета!

 Виноградники Хешбо́на погибли,
погибла лоза Сивмы!
А ведь некогда от этой лозы пьянели владыки народов.
Тянулась она до Язе́ра —
и далее, по пустыне.
Разрастались побеги ее,
протягивались за море! [76]

 Плачу и я вместе с Язером над лозою Сивмы.
Пусть оросят вас мои слезы, о Хешбо́н и Эльале́!
Ни в пору летнего сбора плодов, ни в пору жатвы
возгласов радостных у вас не слышно.

 Стихли в садах ваших ликование и веселье,
в виноградниках смолкли песни и восклицания.
Не топчут ягод в давильнях,
возгласы радостные прекратились.

 Мое сердце, как арфа, о Моаве стонет,
душа моя стонет о Кир-Хе́ресе [77]!
 Явятся моавитяне в святилище свое,
сил не будут жалеть;
придут они в храм свой молиться,
но это им не поможет!
 Такое слово о Моаве Господь изрек прежде. А ныне Господь говорит: «Через три года — считая так, как считают годы при найме работников , — слава моавитян обратится в позор. Сколь бы ни были они многочисленны, уцелеет лишь малый остаток, ничтожный и слабый».