После того как было решено, что мы отплываем в Италию, Павла и еще нескольких заключенных передали центуриону по имени Юлий, из А́вгустовой когорты. Мы сели на корабль из Адрамиттия, следовавший в порты азийского побережья, и отчалили. С нами был Аристарх, македонец из Фессалоники. На следующий день мы зашли в Сидон, и Юлий был так добр к Павлу, что разрешил ему сходить к друзьям и взять у них все необходимое. Выйдя из Сидона, мы плыли с подветренной стороны кипрского берега, так как ветры были встречные.
   Потом мы пересекли открытое море, проплыв мимо Киликии и Памфилии, и причалили в ликийском городе Миры.  Там центурион нашел александрийский корабль, отплывавший в Италию, и посадил нас на него. Мы шли медленным ходом уже несколько дней и подошли всего лишь к городу Книду. Так как ветер не давал нам двигаться в нужном направлении, мы поплыли с подветренной стороны побережья Крита, обогнув мыс Салмо́нэ. Мы не удалялись от берега, и лишь с большим трудом нам удалось добраться до места, которое называлось «Тихие Гавани»; это недалеко от города Ласе́я.
   Мы потеряли много времени, а дальнейшее плавание уже становилось опасным, так как прошел день Поста́.  «Друзья, — уговаривал Павел, — я вижу, что плавание это будет для нас очень опасно, с риском не только для груза и корабля, но и для самой жизни».
   Но центурион больше прислушивался к капитану и к судовладельцу, чем к Павлу. Гавань была мало приспособлена для зимовки, и большинство склонилось к мысли, что надо выйти в море, попытаться дойти до Фе́никса и перезимовать там. Феникс — это критская гавань, открытая на юго- и северо-запад.
   А когда задул легкий южный ветер, они, решив, что план их осуществим, снялись с якоря и поплыли, держась как можно ближе к побережью Крита. Но очень скоро из-за острова налетел ураганный северо-восточный ветер; его называют «Эвраквило́н». Корабль подхватило, удерживать его против ветра было невозможно. Мы бросили эти попытки, и корабль понесло по волнам. Когда мы проплывали с подветренной стороны островка под названием Ка́вда, нам удалось, с большим трудом, спасти корабельную лодку, подняв ее на палубу; затем мы сумели укрепить борта судна, обвязав их канатами. Боясь, что нас затянет на отмели Сирта, моряки бросили плавучий якорь и продолжали дрейфовать. Буря все так же свирепствовала, и на следующий день мы облегчили корабль от части груза, а еще через день собственными руками выбросили за борт корабельную оснастку. Много дней на небе не было видно ни солнца, ни звезд. Шторм не утихал, и мы уже потеряли всякую надежду на спасение. Люди давно уже не ели, и тогда Павел встал перед ними и сказал: «Друзья, надо было послушаться меня и не покидать Крита. Тогда мы избежали бы и этой беды, и убытков. А теперь я прошу вас: не падайте духом! Никто из нас не лишится жизни, погибнет только корабль. Этой ночью предстал передо мной ангел, посланный Богом, которому я принадлежу и поклоняюсь. Он сказал мне: „Не бойся, Павел! Ты должен предстать перед цезарем, и Бог ради тебя дарует жизнь всем твоим спутникам“. Поэтому мужайтесь, друзья! Я верю Богу! Все будет так, как Он сказал. Нас обязательно прибьет к какому-нибудь острову».
   Когда же наступила четырнадцатая ночь, как нас носило по Средиземному морю, матросы около полуночи вдруг почуяли близость суши.  Бросив лот, они обнаружили, что глубина чуть больше семнадцати саженей, а немного спустя, когда они опять бросили лот, он уже показывал тринадцать саженей. Опасаясь, как бы не налететь на риф, они бросили четыре якоря с кормы, молясь, чтобы скорее наступил день. Команда, задумав сбежать с корабля, спустила в море лодку под предлогом, что они хотят закрепить якоря с носовой части.
   «Если они не останутся на борту, вам не спастись», — сказал Павел центуриону и воинам.
   Тогда воины обрубили канаты, удерживавшие лодку, и она упала в море.
   Перед наступлением рассвета Павел стал уговаривать всех поесть. «Вот уже четырнадцатый день, как вы в ожидании и тревоге совсем не едите, в рот ничего не брали. Поэтому прошу вас, поешьте, ради вашего же спасения! Даже волос ни у кого из вас не упадет с головы!»
   И с этими словами он взял хлеб и, произнеся при всех благодарственную молитву Богу, разломил и стал есть. Все приободрились и тоже принялись за еду. А всего на судне нас было двести семьдесят шесть душ. Когда все наелись, корабль облегчили, выбросив в море пшеницу.
   С наступлением дня моряки увидели незнакомую землю. Заметив бухту с песчаным берегом, они решили попытаться ввести в нее корабль и причалить. Обрубив якоря и оставив их в море, они одновременно развязали канаты, крепившие рулевые весла, и, распустив по ветру парус, стали подходить к берегу. Но они наткнулись на песчаную косу, и корабль сел на мель. Нос, зарывшись в песок, застыл неподвижно, а корма под напором волн стала разваливаться. Тогда воины решили перебить заключенных, боясь, что те, доплыв до берега, разбегутся. Но центурион хотел спасти Павла и помешал им сделать то, что они задумали. Он приказал всем, кто умеет плавать, первыми прыгать за борт, а остальным добираться до берега на досках и других обломках корабля. И так все выбрались на сушу целыми и невредимыми.